greenfree2002

"- Наши запросы к арендованным машинам всё растут.
- Да ладно, не такие у нас и большие запросы.
- Ага, просто много маленьких."

- А вот у меня есть пара студентов, которые занимаются уже полтора года, а до сих пор не способны прочитать статью из газеты на легком иврите :(
- Ну, посмотрим, каких успехов мы сами добьемся через полтора года изучения литовского...
- Да уж по крайней мере сможем прочитать статьи из газеты на лёгком литовском!
- Жаль только, что не выпускают никаких газет на лёгком литовском.
- Ну, значит, мы сможем их написать!
- Ага, и включить в нашу методику преподавания литовского, которую мы к тому времени создадим. :)

Далеко не все тексты Гребенщикова мне нравятся, но один из тех, что с юности меня завораживал - это Трамвай.

( Полный текст под катом )

Строка «Многие здесь считают жизнь шуткой, но это не наша судьба» - это явная отсылка (или, грамотно выражаясь, оммаж) к песне Боба Дилана "All along the Watchtower", 1968.

Полный текст песни Боба Дилана:

( All along the watchtower )

У песни Дилана как в названии, так и во втором куплете - явная отсылка (но вряд ли оммаж) к Книге Исайи, гл. 21, где говорится о скором падении Вавилона. Да, это та самая Сторожевая Башня, что и у Свидетелей Иеговы. Вот английский перевод соответствующего места:

Book of Isaiah, Chapter 21, verses 5-9:
“Prepare the table, watch in the watchtower, eat, drink: arise ye princes, and prepare the shield./ For thus hath the Lord said unto me, Go set a watchman, let him declare what he seeth./And he saw a chariot with a couple of horsemen, a chariot of asses, and a chariot of camels; and he hearkened diligently with much heed./…And, behold, here cometh a chariot of men, with a couple of horsemen. And he answered and said, Babylon is fallen, is fallen, and all the graven images of her gods he hath broken unto the ground."

Я тут привожу английский перевод не только потому, что Дилан опирался именно на него, но и потому, что в русском синодальном переводе никакой башни вообще нет. Там вместо «смотрите с башни» стоит «расстилают покрывала»:

Синодальный перевод:
5. Приготовляют стол, расстилают покрывала, - едят, пьют. "Вставайте, князья, мажьте щиты!"
6. Ибо так сказал мне Господь: пойди, поставь сторожа; пусть он сказывает, что увидит.
7. И увидел он едущих попарно всадников на конях, всадников на ослах, всадников на верблюдах; и вслушивался он прилежно, с большим вниманием , -
8. и закричал, как лев: господин мой! на страже стоял я весь день, и на месте моем оставался целые ночи:
9. и вот, едут люди, всадники на конях попарно. Потом он возгласил и сказал: пал, пал Вавилон, и все идолы богов его лежат на земле разбитые.

В оригинале в этом месте два слова, однокоренные к слову «сторож», которое является ключевым во всей главе.

Оригинал Исайя 21:5
С учетом всего этого, я предлагаю свой перевод песни Дилана. В качестве оммажа к БГ, я оставил рифму «труба - судьба» в том месте, где она стоит у него.

Вдоль башни стражей

Отсюда должен быть выход,
сказал ворюге шутник,
уж очень тут все запутано,
покою мне нет у них.

Деляги пьют мое пиво,
фермер пашет мой грунт,
никто из них знать не желает,
почем того лиха фунт.

Нет повода так волноваться,
ответил ворюга в тон,
да, много таких, кто считает,
что жизнь это фельетон.

Но мы, кто прошел сквозь огонь и воду,
мы, по ком плачет труба,
не будем теперь говорить об этом,
не в этом наша судьба.

Стоя вдоль башни стражей,
князья ожидали суда,
женщины и босоногие слуги
шли мимо них в никуда,

Где-то вдали раздавалось
глухое рычанье льва,
два всадника приближались,
да ветер в горах завывал.

Можно видеть, что стихотворение Дилана закольцовано: после последней строки второго куплета вполне может идти начальная строка первого.

В ста милях к западу от нас, на берегу Spoon River, расположен городок Льюистон. Типичный американский городок, площадь – две квадратные мили, население – две тысячи жителей. Американского поэта Эдгара Ли Мастерса угораздило провести в нем свое детство . И в 1915 году (когда он уже благоразумно оттуда свалил, перебравшись в Чикаго), он опубликовал поэтический сборник «Spoon River Anthology». Это был сборник эпитафий для 212 жителей города (вымышленных, конечно же вымышленных: любые совпадения имен случайны). Все эпитафии написаны от имени умершего; каждый из них рассказывает о своей нелегкой жизни - и смерти. Все они умерли от тягот, характерных для начала 20-го века: кто-то от побоев, кто-то от болезни, кто-то в неудачных родах, кто-то попал под паровоз. Все написаны с большой симпатией. Мастерс был добрым человеком, и выразил свое мнение о жителях городка исключительно вежливо.
В гробу он их всех видел.

Я надеюсь, этой весной мы съездим в Льюистон и сделаем об этом видео (UPD: сделали, вот оно). А пока что – вот одно из стихотворений из сборника, с моим недостойным переводом на русский.
( Read more... )
.

Одна из наиболее интересных для меня вещей в литературном переводе – как передать в тексте понятие, которое имеется в одной культуре, но начисто отсутствует в другой. Можно, конечно, делать сноски. Можно искать в своей культуре нечто иное, но играющее ту же функцию, что и в культуре оригинала. Можно походя добавить в текст пояснение, как бы от лица персонажа. Всякие есть варианты, в разной степени удачные.

Вот, например, в Гарри Поттере. Гриффиндор – это что? Факультет. А Мак-Гонагалл в нем кто? Декан. Ага. Во-первых, факультеты бывают в университетах, а не школах. Во-вторых, на разных факультетах изучают разные специальности, а в Хогвардсе все учили одно и то же. В английской культуре есть такое понятие - house system. Школьников в интернатах распределяют между houses, которые часто носят имена святых или известных выпускников. Распределение обычно случайное, хотя младших братьев и сестер обычно зачисляют в тот же house, в котором учились старшие. Во главе каждого house стоит префект или капитан (со стороны учащихся) и Head со стороны администрации. В общем, Мак-Гонагалл – это голова.)

Как это всё передать в переводе? Вот в умении решать такие задачи и отражается мастерство переводчика. Или, наоборот, не-мастерство.

Одно из поздних, фактически предсмертных произведений Дамблдора Эльзы Ласкер-Шюлер называется «Gebet» (Молитва):

Gebet

Oh Gott, ich bin voll Traurigkeit...
Nimm mein Herz in deine Hände -
Bis der Abend geht zu Ende
In steter Wiederkehr der Zeit.

Oh Gott, ich bin so müd, o, Gott,
Der Wolkenmann und seine Frau
Sie spielen mit mir himmelblau
In Sommer immer, lieber Gott.

Und glaube unserm Monde, Gott,
Denn er umhüllte mich mit Schein,
Als hilflos noch und klein,
- Ein Flämmchen Seele.

Oh, Gott und ist sie auch voll Fehle -
Nimm sie still in deine Hände...
Damit sie leuchtend in dir ende.
(1943)

Во второй строфе появляется некий Der Wolkenmann. Человек-облако, некий персонаж из Германского фольклора. Фигура редко упоминаемая, но, видимо, чем-то важная для немецкой культуры. Вот, например, одноименная картина авторства Hugo Höppener, одного из родоначальников немецкого экспрессионизма, созданная в 1893:



Посмотрим, что с этим делали другие переводчики.
В английском переводе Роберта Ньютона этот персонаж переведен дословно, как The cloudman. Но тут дело такое, возможно, для англоязычного читателя это что-то и говорит:

PRAYER

O God, I'm full of dull concern ....
Take my heart into your hands-
Until the evening finally ends
In time's continual return.

O God, I am so tired, oh, God,
The cloudman and his goodwife too
They're playing with me heavenly blue
Always in summer, dearest God.

And please believe our moon, O God,
For he has bundled me in light
As if I were small and helpless quite,
-A little flame of soul.

O God, though it of fault be full-
Take it quietly in your hand. . . .
That, in you, it may gleam-and end.

В переводе на иврит Иегуды Амихая этот Волькенман тоже остается просто Человеком облаков, что ни с каким еврейским фольклором, насколько я знаю, не перекликается, и остается просто нерасшифрованным образом:


По-моему, в русском переводе с этим нужно что-то делать. Как я говорил вначале, есть три основных способа – комментарий в сноске, поиск аналога из своей культуры, пояснение в тексте. Второй и третий можно даже скомбинировать.
Вот мой перевод:

Молитва

Господь, душа полна печалей.
Возьми меня в свои ладони,
Пусть в сумраке весь мир утонет,
В возврате времени к началу.

Я так устала, Боже, Боже…
Сварог, герой легенд, с женою
Играют мною в летнем зное,
В сини небес твоих, о Боже.

Луне я верю, милый Боже,
Она меня сияньем греет,
Как будто тлеет еле-еле
фитиль больной души моей.

Господь, она полна страстей,
Возьми ее в свою ладонь,
В Тебе угаснет мой огонь.
.

В зелёной юности меня очень раздражали всякие модернисты, особенно в живописи. Авангардисты там, кубисты, примитивисты. Словосочетание «концептуальное искусство» было мне еще незнакомо, и я наивно считал, что академической техникой они не владеют, поэтому и рисуют вот это вот всё. Когда мне объяснили, что они и в традиционном стиле умеют, просто им скучно – очень удивился. Но поверил.

Теперь я понимаю, что обобщать не стоит. Некоторые умеют, а некоторые нет. Что в живописи, что в поэзии. И чтобы проверить, творит ли человек авангард от богатства или от бедности своих умений, хорошо бы заказать ему что-нибудь в традиционных формах. И посмотреть, как он справится.

С художниками, особенно мертвыми, это сделать сложнее, а вот о поэтах, которые зачастую подрабатывают переводами с других языков, судить иногда можно. Выбирал ли верлибрист хотя бы однажды для перевода силлабо-тоническую поэзию? И если да, что получалось?

У Эльзы Ласкер-Шюлер, о которой я писал в предыдущем посте, произведений с рифмой довольно много. С хорошей такой, нетривиальной рифмой. С регулярным размером – меньше, но тоже есть. И хотя в поздний период своего творчества она предпочитала свободный стих, видно, что и более строгими формами она отлично владеет. А вот переводы ее стихов на иврит Натаном Захом заставили меня призадуматься.

Вот, например, одно из ее стихотворений, довольно поздних:
Abendlied

Auf die jungen Rosensträucher
Fällt vom Himmel weicher Regen
Und die Welt wird immer reicher.

O mein Gott mein, nur alleine
Ich verdurste und verweine
In dem Segen.

Engel singen aus den Höhen:
»Heut ist Gottes Namenstag,
Der all weiß von dem Geschehen.«

Und ich kann es nicht verstehen,
Da ich unter seinem Dach
Oft so traurig erwach.
(1924)

(Мой перевод, как и раньше, в конце поста)
( Read more... )

И, наконец, мой перевод на русский:

Вечерняя песнь

Розы юные бутоны
мягкий ливень нежно гладит,
Мир в богатстве цвета тонет.

О, мой Бог, лишь мой всегда ты,
Утолю ль слезами жажду
Благодати?

Ангелы поют из рая:
«Се – один из божьих дней
Нет Его всезнанью края».

Я ж одно понять не чаю:
Почему в тени Твоей
Утром грусть моя сильней.
.

Продолжая разговор о Нанате Захе и о перевороте, который он произвел в ивритской поэзии, интересно посмотреть, откуда он набрался своих революционных идей. Будучи выходцем из немецко-еврейской культурной среды, Зах находился под влиянием с одной стороны – идей немецкого экспрессионизма, а с другой – поэзии небольшой группы ивритоязычных поэтов, которые в своем творчестве отошли от привычного канона. Каноном, напоминаю, была поэзия Бялика и Чернышевского, позже – Шлионского и Альтермана.

Одним из наиболее заметных представителей этой группы был Давид Фогель (1891-1944). Он родился на Подолье, родным языком его был идиш. В юном возрасте перебрался в Вильнюс, где и выучил иврит, затем – в Вену, Париж, Берлин. Это был период «войны языков» - сионистские круги продвигали в качестве основы культурной жизни иврит, сторонники традиционных ценностей – идиш. Фогель оказался посредине. Сионистский пафос ему явно претил, но иврит, как средство творческого самовыражения, понравился.

По душе ему пришлись и идеи модернизма – отход от привычных средств творческого выражения, эксперименты с формой. В то время как Шлионский, Альтерман и их коллеги продолжали русскую традицию силлабо-тонической поэзии – фиксированный размер, регулярная рифма, зачастую и твердая форма сонета – Фогель предпочел свободный стих. Он старался выразить максимум содержания минимальными средствами, – а рифма и размер вынуждают отходить от принципов минимализма в угоду оформлению. Из-за своего открытого противостояния Натану Альтерману, чьи позиции в мире израильской литературной критики были доминирующими вплоть до конца 60-х, Фогель оставался почти незамеченным до самого последнего времени. А жаль.

Под катом - мой перевод стихотворения Давида Фогеля "Осенней ночью". Оригинал тоже там ).
( Read more... )

В 1959/1966 году Натан Зах опубликовал манифест нового поколения поэтов, который хорошо помогает понять поэзию послевоенного периода (не только израильскую, но и вообще западную). Поскольку на русском языке я текста этого манифеста не нашел, пусть здесь лежит выжимка:

1. Отторжение катрена, четверостишия – прежде всего из-за его симметрии и его стремления к фиксации. Ориентация, вместо того, на форму триад, иррегулярную строфу и другие формы без ярко выраженной регулярности.

2. Развитие строки как потока.

3. Нерегулярная рифма. Стремление завуалировать схему рифм, располагая их в неожиданных местах, вместо того, чтобы рифмовать концы строк. Поиск рифм, которые звучали бы более естественно и менее декоративно. Полный или почти полный отказ от рифмовой схемы.

4. Более свободные метрические ритмы.

5. Отказ от излишней образности в языке. Перенос акцента на голос человека, протагониста, субъекта, и, как следствие –

6. Отказ от пафосных поэтических образов. Вместо образа героя, сдвигающего горы, что ставит его на один уровень с пророком или полубогом, поэтический образ должен вернуться к масштабу человека и к более реалистичным пропорциям. Стремление сделать так, чтобы стихотворение выглядело как бы случайным.

7. Введение в текст объектов современного мира, его элементов и ландшафтов. Не существует слов или объектов, непоэтичных по своей сути, так же как не существует предметов или субъектов, по природе поэтичных.

8. Более разговорный язык. В стиле, в ритмике, в свободе использовать сленг или разговорные выражения. При этом естественный (свободный, уличный, разговорный) язык не должен быть заменен нестилистическим языком. Поэзия всегда стилистична, однако «орнаментальная» стилизация не может рассматриваться как высшая ценность, или как ценность в себе. Требуется большая спонтанность.

9. Отторжение риторики, отказ от стремления кого-то убеждать, произвести на кого-то впечатление. Нужно перестать воспринимать поэта как оракула. У поэта нет прямой связи с Божественным или с какими-либо небесными силами. У него и с самим собой-то едва ли есть связь.
(…)
12. Тенденция создавать малые лирические формы. А вовсе не эпические произведения.

13. Стремление, чтобы поэзия была в контакте с реальностью: включение биографических реалий поэта и элементов его мировоззрения.

(…)

Полный текст манифеста: Nathan Zach, “The stylistic climate of the Fifties and Sixties in Our Poetry” [Hebrew], Ha’arets, 29 July 1966

Мой перевод по статье Michael Gluzman, The Exclusion of Women from Hebrew Literary History, 1991
.

Продолжение поста про поэму XIV в. «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь», написанную на среднеанглийском, в которой для современного англоговорящего человека понятны лишь отдельные слова.

Так вот, лет за сто до того, в 1279 году, пара легенд артуровского цикла была благополучно переведена на иврит с одного из диалектов итальянского языка; итальянский манускрипт был, в свою очередь, переводом со старофранцузского. И надо сказать, что для современного израильтянина ивритский текст XIII века понятен практически полностью, включая искусно вставленные фразы из библейских текстов.

Меня, среди прочего, восхищает самомнение переводчика, обошедшегося с исходным текстом, мягко говоря, вольно. В предисловии к переводу он пишет:

זה ספר השמד הטבלה העגולה של המלך ארטוש ואני העתקתיו בשנת ט"ל לפרט מלשון לעז אל לשון עברי. ובהעתיקי אותו דילגתי קצת דברים שהיו בספר שהועתק זה ממנו. ועשיתי כן בעבור שאותם העניינים הם רק דברי שאילות ותשובות איש לרעהו או קינות או דברי גררות באו במקרה ואינם מעצם הסיפור ולכן דילגתים.

Это история об уничтожении Круглого стола короля Артура; я перевел ее в 5039 году с европейского языка на иврит. Переводя ее, я опустил кое-что из написанного в исходном тексте. Я сделал это потому, что те слова были всего лишь диалогами между персонажами, или жалобами, или длиннотами, имевшими случайный характер и не относящимися к сути рассказа – поэтому я и опустил их.

Переводчик, похоже, считал, что главное при переводе – передать общий смысл, а всякие литературные украшения, диалоги, эмоции – суть суета сует, не относящаяся к делу.

Мораль (голосом Броневого-Мюллера): из переводчиков в нашем мире верить нельзя никому. Мне можно.
)

В одной из книг Довлатова, кажется, рассказывается про студента, который после полугода прогулов пришел сдавать экзамен по иностранному языку. Получив билет, он уселся за парту и уставился в текст. Молчание затянулось. Преподаватель, желая подбодрить студента, поинтересовалась:
- Ну что, все слова знакомы?
- Да что слова, - ответил тот, - буквы незнакомые попадаются!

Вот я теперь очень хорошо его понимаю, этого студента.
Открываю я оригинальный текст средневековой английской поэмы «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь». Не чтобы почитать, конечно, а всего лишь сравнить с переводом Дж.Р.Толкиена на современный английский. И вот.
Например.

Forþi an aunter in erde I attle to schawe,
Þat a selly in siȝt summe men hit holden,
And an outtrage awenture of Arthurez wonderez.
If ȝe wyl lysten þis laye bot on littel quile,
I schal telle hit as-tit, as I in toun herde,
with tonge

Что в переводе на современный Толкиену язык означает:

Wherefore a marvel among men I mean to recall,
a sight strange to see some men have held it,
one of the wildest adventures of the wonders of Arthur.
If you will listen to this lay but a little while now,
I will tell it at once as in town I have heard
it told

А в поэтическом, но очень вольном переводе на русский:

Послушайте, — я поведаю вам о приключении,
Равного которому не было и нет
Даже в дивных анналах Артуровых лет.
Послушайте песнь, полную чудес!
Славными скальдами в старинных замках
я научен.

(27-32, пер. М.В.Оверченко)

В общем, я оценил, как же повезло гебраистам, которые запросто могут читать тексты, написанные две с половиной тысячи лет назад, зная всего-то лишь современный литературный иврит.
)